Когда авторы, исследователи и разработчики живут и работают внутри своего сообщества (культурного, социального или профессионального), они понимают друг друга. Буквально разговаривают на одном языке. Как только они выходят за его пределы, появляется новая задача – адаптировать материалы, чтобы ими могли воспользоваться другие.
Когда мы говорим о географическом распространении идей, такой адаптацией становится перевод. А где перевод – там и ошибки. В этом докладе авторы собрали 7 «промахов», которые чаще всего возникают при переводе русских текстов на английский язык. В большинстве случаев они объясняются социокультурным контекстом и потому о них полезно знать исследователям в области общественных наук. Этот доклад – не просто обзор, а чек-лист, следуя которому, автор сможет предупредить указанные ошибки еще до того, как начнет работать с переводчиком.
Анастасия Агафонова – профессиональный переводчик английского и испанского языков, автор книги «Трудности научного перевода», соавтор книги «Найти слова для сильной идеи».
г. Москва, Россия ВКонтакте: vk.com/id144686754 @ takahadji88@mail.ru
Марат Каюмов – литературный редактор издательства «LIVREZON», соавтор книги «Найти слова для сильной идеи».
г. Иваново, Россия ВКонтакте: vk.com/kmarat Телеграм: t.ma/tgkmarat @ lingvo@livrezon.com
1. В социальных науках отсутствует единая система координат. В естественных науках существуют универсальные системы измерения, понятные и применимые практически во всем мире: единицы СИ в физике, Периодическая таблица элементов в химии и т.д. В социальных науках таких универсалий нет. Зато есть множество школ, классификаций, категорий, алгоритмов – на каждое громкое имя в каждой из областей знаний.
2. В социальных науках объект и предмет исследования нередко имеет локальную специфику. То есть, описывает те явления и процессы, которые происходят в ограниченном пространстве. Бесконечные -логии, -туры, -измы и -кратии и не менее бесконечные эпитеты, возникающие рядом с этим терминами, возникают с бешеной скоростью. Но термин, технология или механизм, которые в одном лингвистическом пространстве воспринимаются так, в другом будут восприняты иначе. И это нужно продумывать до того, как там их поймут и начнут применять неправильно.
3. Переводчики допускают ошибки, и много. Соавтор этого материала, Анастасия Агафонова, написала книгу «Трудности научного перевода», где рассказала об ошибках переводчиков, которые исказили смысл текстов-первоисточников. Книга построена на сравнительном анализе оригинальных текстов англоязычных научно-популярных книг и их переводов на русский язык. В этом докладе мы предприняли попытку рассмотреть обратную ситуацию – потенциальный перевод русского нон-фикшн на английский язык.
В качестве примеров мы использовали цитаты из художественной литературы, и на это есть две причины. Первая – наследие русской литературы более популярно в англоязычном пространстве и потому переводится чаще. Это позволило нам увидеть несколько вариантов перевода одних и тех же слов, словосочетаний и фраз. Вторая – произведения, которые мы разобрали, знакомы аудитории данного доклада и потому лучше запоминаются.
В данную категорию попадают все непереводимые реалии, которые существуют только в русскоязычной действительности и которые, соответственно, будут совершенно непонятны иностранному читателю, оставь мы их в тексте как есть. Это все наши «бани», «борщи» и «дачи», «бабушки-старушки», и т.д.
Сразу же стоит оговориться, что обойтись одними сносками и комментариями здесь не удастся. Не будем сразу же возводить этот прием в абсолютное зло. Скажем лишь, что это, скорее, инструмент, нежели руководство к действию; это, скорее, вынужденная мера (!), нежели палочка-выручалочка на все случаи жизни.
Что же тогда можно сделать? Если коротко, то стандартные методы перевода диктуют нам в данном случае следующие три простых действия: «Заменить», «Вырезать» и «Вставить».
Заменить конкретный объект мы можем на его эквивалент. Но это в обычной ситуации. В случае с непереводимыми реалиями мы можем лишь подыскать наиболее подходящий объект, который по факту описывает примерно схожие вещи или явления. Например, базар можно легко заменить на обыкновенный market – рынок:
Хотя некоторые переводчики все же предпочтут оставить и такой «экзотический» вариант.
Здесь необходимо руководствоваться общими масштабами «катастрофы». Если такая культурная реалия всплывает в тексте лишь однажды, мы спокойно можем оставить ее как есть и идти дальше. Если же культурный налет, откровенно говоря, заполняет собой весь эфир и счет упоминания подобных слов идет на сотни и сотни примеров, лучше все же сделать все возможное, чтобы упростить восприятие текста иностранным читателем и заменить одну или несколько реалий на более понятные аналоги.
Зачем, к примеру, лепить в тексте наших богатырей, когда за бугром в этих ситуациях котируется более понятный hero. Epic hero, если так уж угодно поиграть в старину.
Также, зачем калькировать ни в чем неповинных дворян, если в английском языке можно отыскать noblemen и прочие более «благородные» и привычные их уху аналоги:
Хороший «гусарский» вариант мы нашли в «Мертвых душах»:
И все же заигрываться в подобные замены не стоит. Ведь ненароком можно обыкновенного буфетчика заменить на бармена. Бармена, который будет втюхивать стерлядь не того качества самому Сатане:
Правильным, самым близким переводом здесь будет слово concessionaire: it is used to describe someone who sells goods or services from a concession stand. Например: The concessionaire at the movie theater sold popcorn and snacks.
В общем, очень просто спутать вполне обычное слово, легко переводимое на иностранный язык, с непереводимой реалией и начать достраивать эту самую реальность, подыскивая слова, которые для перевода в данном случае явно не годятся.
Еще хуже, когда переводчики не то что достраивают – начинают полностью перекраивать реальность на пустом месте. Просто посмотрите на два следующих примера и попробуйте найти хоть одну причину, почем нельзя было в переводе использовать более простые и понятные каждому слова women и man.
Исключение будут составлять лишь реалии, аналогов которой не сыскать ни в истории, ни в самом толковом словаре на свете. Как правило, они уже были англизированы до нас и их с легкостью можно отыскать в любом словаре.
Здесь мы призваны выбросить реалию из текста, максимум, заменив ее на объект более абстрактного уровня. Например, пусть для оливье и некоторых других шедевров нашей кулинарии уже придумали конкретные названия, другие блюда так и остаются непонятными для зарубежных коллег. Мало того, увидев их в тексте, они не всегдапоймут, как этот набор букв вообще произносится:
Если вы не переводите поварскую книгу, то, как легко догадаться, все эти блюда не несут особой смысловой нагрузки. Так что мы спокойно можем выбросить их из текста, написав, что люди сидели и ели обыкновенный суп. Даже если этот суп в итоге окажется отравлен и многие герои переводимой истории помрут, все равно от того, будет этот суп русским или не русским, ровным счетом ничего не изменится.
Ровно так же мы можем поступить и с условными самоварами:
Всегда можно написать, что люди сидели и пили чай. К тому же в данном примере это действие и так значится сразу же за нашей реалией, так что нам даже нет необходимости подыскивать более абстрактные формулировки – мы просто выбрасываем из текста одно-единственное слово.
Мы нашли один такой самовар в книге о нашем великом ученом Юрие Валентиновиче Кнорозове. На английском языке это слово, конечно же, выделялось на фоне всех остальных. И все же, если такая реалия упоминается в тексте лишь однажды, то ничего страшного. Если таких реалий становится слишком много, лучше их заменить на что-то, снова-таки, более простое и понятное.
Проще говоря, уточнить. Уточнить, что это за диковина такая. В ходе работы над книгой «Трудности научного перевода» автор чисто случайно натолкнулся на примечательный прием. Оказалось, что один научный редактор внимательно изучил алфавитный указатель книги и решил сделать определенные «вставки» прямо в тело самого перевода.
Не будем перечислять все примеры, ограничимся одним из них. Так, в оригинале ученый Ричард Фейнман «взял полоску бумаги, изогнул ее, соединил два конца крест-накрест» и тем самым сотворил плоскость с одной поверхностью. В переводе он уже не только проделал все указанные действия, но еще и тем самым «показал лист Мёбиуса». Первое было переводом оригинала, второе – дополнением (уточнением) редактора.
Другой прием уже заключался во внимательном изучении списка примечаний книги, многие фрагменты из которого просто переносились в тело самого перевода. Иными словами то, что должно было тихо-мирно покоиться в какой-нибудь сноске, теперь переносилось в авторский текст. По крайней мере, в его переводную версию.
И в этих приемах нет ничего зазорного! Это все – абсолютно нормальная практика. Которую мы, кстати говоря, можем применить и при переводе культурных реалий. Например, если в тексте у нас фигурирует непонятная бричка, мы, вместо того чтобы городить очередные сноски и комментарии, помещаем уточнение прямо в текст перевода.
Другой вариант: убрать вышеуказанную бричку и оставить лишь a light spring-carriage. Хотя во многом обыкновенного carriage было бы в данном случае вполне достаточно.
То же мы можем проделать и с незнакомым широкой заграничной аудитории названием отеля:
Сначала в уме мы можем прописать условную сноску: «"Метрополь" – это гостиница, отель, в котором…» Дальше можно не продолжать. Решение уже рождается на свет: «At the Metropol hotel? Where are you staying?» То есть, мы просто отдельную составляющую нашей несостоявшейся сноски переносим и помещаем прямо в текст.
Все три упомянутые выше приема мы можем применить и к переводу названий. Например, мы можем расшифровать, уточнить название, как это было сделано в одном из переводов «Собачьего сердца»:
А можем и убрать указанную аббревиатуру и оставить только вывески мясных лавок.
В той же повести встречается нам и другое название – Главрыба. Как мы помним, г-н Шариков просто вывернул его наизнанку и начал произносить наоборот: «Абыр-валг». В одном из переводов это название было просто калькировано:
В другом переводчик уже попытался заменить слово на какой-то более понятный аналог:
И все же всегда можно поступить гораздо проще и, например, заменить неудобоваримую даже для нас абракадабру на простое fish. Зеркальное hsif будет как нельзя лучше соответствовать непонятному собачьему лаю.
Все в курсе, с какой любовью и трепетом относятся наши соотечественники ко всему иностранному и в какие жесткие штыки они принимают любые попытки перевести говорящие имена и названия. Жаль только, что эта любовь далеко не взаимна и те дословные, «калькированные» приемы, которые в таком ходу у наших коллег при переводе текстов на русский язык, совсем не работают при обратном переводе на английский.
В итоге, хотите вы этого или нет, вам все же придется немного попотеть в попытках придумать звучному имени хоть какой-то аналог на иностранном языке. Благо во многих случаях сделать это не так уж и сложно.
Возьмем, к примеру, литературную троицу: Манилов, его деревня Маниловка и ошибка Чичикова, который назвал ее Заманиловкой. В одном из переводов все эти три ипостаси были попросту транслитерированы латиницей: Manilov, Manilovka, Zamanilovka. Однако много ли смысла в данном переводе, многое ли способен он донести до иностранного читателя? Ответ очевиден!
Что же делать? Начнем с самого простого – с имени знаменитого героя. А точнее с его звучной фамилии, которая стала нарицательным обозначением праздного фантазера.
Сперва мы заходим в любой поисковик и начинаем шерстить все источники в поисках любых определений, связанных как с нашим героем, так и со всеми его производными – с той же не менее нарицательной маниловщиной. Например, находим следующее определение: «Маниловщина – мечтательно-бездеятельное отношение к окружающему, беспочвенное благодушие». В данном случае мы ограничимся лишь этим. Но по необходимости можно создавать отдельные конспекты в поисках необходимого перевода. Условно говоря, это все будет похоже на огромную воронку, в которую мы будем забрасывать все определения, примеры и иллюстрации, объясняющие суть переводимого имени, термина, названия – в принципе чего угодно.
Далее, как мы знаем, любая воронка в нижней своей части начинает сужаться. На практике получится, что в ходе поисков мы просто начнем отбрасывать все негодное и оставлять только самые близкие, самые ценные материалы. Ну а на выходе у нас должен появиться на свет черновой или вполне готовый перевод.
Как это будет выглядеть в нашем случае? У нас уже есть в копилке «праздный фантазер» и вышеуказанное определение маниловщины. Чтобы особо не мучиться, мы можем загнать все это в любой онлайн-переводчик и посмотреть на результаты машинного перевода. Брезговать этим в данном случае не стоит, поскольку нас интересует не качество перевода, а отдельные слова, за которые мы можем зацепиться.
Итого, наш «праздный фантазер» по-английски будет звучать как an idle dreamer, а по указанному определению вышел следующий набор слов: «Manilovschina – a dreamy and inactive attitude to the environment, unfounded complacency». Как видим, в глаза сразу же бросается именно мечтательность – производное от слова dream. Мы берем этот корень и по всем «деривативным» правилам начинаем примерять к нему разные суффиксы, префиксы и окончания, и, например, получаем черновой вариант для Манилова – Dream-son. Ибо Dream-man и прочие варианты звучат не столь благозвучно.
Какой суффикс мы можем добавить к названию деревни? Скажем, пусть это будет -ville. Получим Dreams-ville. Что мы сможем добавить к ошибке Чичикова? Прилепим к нашему корню суффикс -still. Получится что-то вроде «застывшей мечты» – Dream-still. Но всегда можно и поменять оба варианта местами и Маниловку назвать застывшей мечтой, а Заманиловку – обыкновенным Дримсвиллем. Почему нет? В любом случае в данном переводе будет гораздо больше смысла, чем в обыкновенной кальке. Да и в общем читаться будет гораздо проще…
Следующий пример из того же романа уже связан со старушкой по фамилии Коробочка. И в переводе ее тоже, ничтоже сумняшеся, просто и незатейливо назвали Korobotchka. Креативненько!
Сходу вспоминается юмор англоязычных медиков: зарубежные врачи и весь медперсонал в целом называет залетных старушек cotton-head (досл. «хлопковая голова»). В русском языке у нас есть свой аналог – «божий одуванчик». Но называть старую добрую Коробочку божьим одуванчиком все же не комильфо. Вряд ли сам Гоголь вкладывал в это имя подобные смыслы. Однако мы все же можем использовать это выражение, только в более мягкой форме.
Дело в том, что хлопок изначально представляет собой коробочку, которая затем раскрывается и дает нам этот ценный материал. В английском языке вся эта конструкция именуется cottonboll. Можем ли мы в таком случае назвать нашу героиню Madame Cottonboll? Несомненно! По крайней мере, в таком амплуа у нее будет больше шансов вызвать улыбку у своих читателей…
Следующий пример связан с еще одной известной фамилией – Плюшкин. И, как вы уже догадались, и этому персонажу была уготована печальная участь быть калькированным и оставленным на переводческий произвол:
Если мы заглянем в словарь, то встретим там такие варианты перевода этой фамилии как: junkie и miser. Беда лишь в том, что первое звучит, скорее, унизительно, нежели комично, а второе мы никак не сможем использовать из-за последующего упоминания слова «скряга» в самом тексте:
Да, всегда можно выкрутиться с помощью синонимов, но давайте все же зайдем с другой стороны. Как известно, синдром Плюшкина – это на самом деле психическое расстройство, иначе еще именуемое патологическим накопительством. И все же «коллектором» (collector) нашего героя также не назовешь. Однако если мы посмотрим на английское обозначение упомянутого синдрома, то мы найдем термин hoarding disorder или compulsive hoarding, от английского to hoard – накапливать. Почему бы тогда не взять этот корень и не слепить из него нужную фамилию? В итоге получится что-то вроде Mr. Hoarding-s или Mr. Hoarding-son. В любом случае, англоязычный читатель сразу догадается, откуда и почему на свет появилась именно такая странная фамилия.
Это крайне болезненная тема при переводе на английский. И мы правда одно время полагали, что пример из «Мастера и Маргариты» был самой сложной задачей в данном плане:
Увы и ах, это не так!
На самом деле, чтобы перевести этот и многие похожие отрывки, важно все время держать в голове один маленький пример.
Как-то раз пришлось натолкнуться на реплику англоязычного товарища, который сказал своему собеседнику: «Please, call me John». Все наверняка слышали подобные формулировки, если не в жизни, то в фильмах уж точно. Только при этом напрочь не догадывались, что на самом деле на русском языке эта реплика звучала бы как: «Давай перейдем на “ты”».
За рубежом «верхом» фамильярности является обращение к человеку по его first name. Такое позволяется только родным, близким и знакомым людям. Для всех остальных есть фамилия, она же last name.
Полагаем все помнят таких персонажей как Малдер и Скалли. И все постсоветские зрители реально верили, что это были реальные имена их любимых героев. Что ж, на самом деле это были именно фамилии, которые заменяли наше обращение к человеку по имени-отчеству. А самих героев при этом звали Фокс (Малдер) и Дана (Скалли).
Хорошо, скажете вы, но в вышеуказанном отрывке у персонажа было только одно имя – Бегемот. Как же поступить в таком случае?
Все просто!
Поставим себя на место уважаемого Мастера. Он по инерции начинает с обращения к коту по имени: «…was it you, Behem-m-m…» И тут он запинается и начинает нервно перебирать в голове все возможные варианты: mister, sir, dear sir? В итоге у него получается что-то вроде: «…was it you, Behem-m-m… was it you, sir…»
И даже если учесть тот факт, что Мастер мог не знать его имени, это ровным счетом ничего не поменяет в нашей адаптированной картине. Мы просто вместо его имени вставим слово «кот» и заставим Мастера литературно позаикаться: «…was it you, c-c-cat... was it you, sir...»
Похожую задачу мы наблюдаем у Гоголя:
Довольно странный подход к переводу, когда всего-навсего нужно было написать, что человек начал обращаться к нему по тому самому first name или же прямо прописать это имя – в данном случае это был Павел.
Гораздо сложнее в этом плане выглядит картина, описанная в «Собачьем сердце». Позволим себе процитировать этот отрывок целиком:
Дней через шесть после истории с водой и котом из домкома к Шарикову явился молодой человек, оказавшийся женщиной, и вручил ему документы, которые Шариков немедленно заложил в карман и немедленно после этого позвал доктора Борменталя.
— Борменталь!
— Нет, уж вы меня по имени и отчеству, пожалуйста, называйте!
Отозвался Борменталь, меняясь в лице.
Нужно заметить, что в эти шесть дней хирург ухитрился восемь раз поссориться со своим воспитанником. И атмосфера в обуховских комнатах была душная.
—Ну и меня называйте по имени и отчеству! – совершенно основательно ответил Шариков.
— Нет! – загремел в дверях Филипп Филиппович, – по такому имени и отчеству в моей квартире я вас не разрешу называть. Если вам угодно, чтобы вас перестали именовать фамильярно «Шариков», и я и доктор Борменталь будем называть вас «господин Шариков».
— Я не господин, господа все в Париже! – отлаял Шариков.
— Швондерова работа! – кричал Филипп Филиппович, – ну, ладно, посчитаюсь я с этим негодяем. Не будет никого, кроме господ, в моей квартире, пока я в ней нахожусь! В противном случае или я или вы уйдете отсюда и, вернее всего, вы. Сегодня я помещу в газетах объявление и, поверьте, я вам найду комнату.
— Ну да, такой я дурак, чтобы я съехал отсюда, – очень четко ответил Шариков.
— Как? – спросил Филипп Филиппович и до того изменился в лице, что Борменталь подлетел к нему и нежно и тревожно взял его за рукав.
— Вы, знаете, не нахальничайте, мосье Шариков! – Борменталь очень повысил голос… (М. Булгаков, «Собачье сердце»)
И как только переводчик не пытался выйти из этого положения! В одном месте, например, он напрямую прописал в тексте наше имя и отчество:
Но если мы на манер наших зарубежных коллег пропишем обыкновенное call me by my full name мы также, как ни странно, не решим проблему. Прежде всего, потому что фактически все персонажи пьесы ровно это и делают – они вежливо называют друг друга по фамилии! Профессор Преображенский и Борменталь называют Шарикова Шариковым. Они даже не называют его Шариком. И в русском языке это выдается за фамильярность, тогда как в английском читатель просто задастся вопросом: «А что, должно было быть как-то иначе?» Так же и Шариков в начале отрывка обращается к Борменталю именно по фамилии. Что так же не вызовет отторжения у иностранного читателя: он позвал его по фамилии, значит он сохранил все рамки приличия, точка!
Хорошо, тогда, может, перейдем ко всем этим мистерам и сэрам? Тоже не сходится! Они предлагали называть Шарикова «господином Шариковым», на что он ответил, что всяких господ пущай они ищут в Парижах, то есть, он воспринял это как оскорбление.
Что тогда, называть его товарищ? Вряд ли профессор и его коллега, да и сам Булгаков опустились бы до такого. Даже по отношению к человеко-псу. Связать это все с Парижем и назвать Шарикова мосье? Так это саркастическое «мосье» прозвучало в конце из уст Борменталя. Как же быть?
Прежде всего необходимо как бы вставить наше «ты» в самой первой реплике Шарикова, в которой он фамильярно так обращается к доктору. First name сразу же отбросим в сторону, дабы не лепить потом эти скучные patronymic и прочую ерунду с точки зрения целевой аудитории. Итого как вариант Шариков мог крикнуть что-то вроде: «Hey, doc!» Достаточно фамильярно? Вполне!
Далее Борменталь просит Шарикова обращаться к нему повежливее. В английском варианте он мог сказать: «No, no, no! Please address me by my title and full name!» Звание + полное имя или фамилия = вежливая форма обращения за рубежом.
Простое «…Please address me: Dr. Bormental, and no other way (и никак иначе)!» здесь уже не подходит, поскольку на это Шариков может попросить обращаться к нему по всем канонам вежливости. Как мы видели, в самом тексте подобные формы не вызывали у него ничего кроме отвращения.
Но ведь и на первое он также мог ответить: «Then call me by my full name too!» Снова, как же быть?
Допустим, мы уже ранее для общей комичности прописали полное имя Шарикова без изменений: Полиграф Полиграфович. В некоторых удостоверениях личности США, принадлежащих нашим согражданам, например, пишут все имя как: Roman Phillip Romanov. И американцы расценивают Phillip как второе имя человека, а не как его отчество: Филиппович. Так мы можем поступить и с Шариковым. Ничего страшного в этом нет. К тому же, звучит и правда как дикость, которая только подобному персонажу и могла прийти в голову.
Если мы оставим ее в тексте, то, максимум, сохраним конфликт между двумя персонажами: «По такому имени и отчеству в моей квартире я вас не разрешу называть!». Но мы напрочь упустим желание Шарикова сделать все возможное, чтобы с ним считались и обращались по-человечески в буквальном смысле этого слова, поскольку обращение к нему по фамилии в английском языке уже будет восприниматься как вежливая и весьма учтивая форма обращения. Получается, нам нужно поменять и это?
В голове пришлось прошерстить массу фамильярных форм обращения к человеку. В итоге пришлось признать, что все Ф.И.О. из этого уравнения пришлось выбросить напрочь. Короче говоря, чтобы достичь этого «ты-эффекта», каждый раз, когда либо профессор Преображенский, либо доктор Борменталь обращались в тексте оригинала к Шарикову по фамилии, в переводе необходимо было прописывать либо young man, либо dear fellow, либо просто dear, или даже dear boy и более грубое hey, you! В таком случае возмущение Шарикова подобным обращением было бы куда осмысленнее в глазах иностранного читателя. Хотя сам он при этом в упор не замечал, что и сам не раз позволял себе лишнее:
Пусть и переводить это необходимо было как old man. В совсем крайних случаях – как сверх-фамильярное и даже издевательское daddy.
В любом случае обращение к Шарикову как к молодому человеку или dear fellow вполне соответствует нашей задаче. Ведь и сам профессор явно никогда не смог бы обратиться подобным образом, например, к своему коллеге Борменталю. Он лишь однажды использует подобное обращение к одному второстепенному персонажу – гражданину, пострадавшему от собаки.
Автор, правда, и сам дал ему кодовое имя: «тяпнутый». Так что какие уж тут приличия!
В итоге получается, что передать обращение на «ты» и «Вы» мы можем в основном тремя способами.
1. С помощью банального обращения либо по имени («ты), либо по фамилии («Вы»).
2. С помощью упущения или добавления к фамилии человека титула или звания: Sir/Mam(Madam), Mr./Mrs., Dr. и т.д.
3. И с помощью вежливых, нейтральных или весьма фамильярных форм обращения, граница между которыми будет зависеть от разницы в возрасте, разницы в статусе и общего контекста и ситуации, описываемой автором.
Например, старик может назвать молодого человека и young man, и даже my child, но при этом он все равно будет держаться с ним крайне вежливо и почтительно, поскольку оба будут либо одного статуса, либо младший по возрасту будет превосходить старшего по званию.
В другой же ситуации, как например в случае с Шариковым, подобное обращение будет лишено какого-либо почтения и главный акцент ставится уже на глупость и неотесанность персонажа, нежели на его возраст или какой-либо статус.
Как всегда, слова мы можем использовать любые. Главное – заставить их работать на контекст и убедиться, что и контекст работает на выбранный нами глоссарий, дополняет его и заставляет весь текст играть нужными нам красками.
В эту категорию попадают различные обращения вроде «матушка», «батюшка», «господин», «ваше благородие», «ваше сиятельство» и т.д. Социальные статусы и звания также могут быть совершенно непонятны нашим зарубежным читателям. Сложность заключается не столько в стандартных методах замены нашей реалии на иностранный аналог, сколько в соблюдении единства терминологии. Посмотрите, к примеру, сколько различных вариантов перевода всплывает при переводе обращений к одному только барину:
Важно помнить, что тот же джентльмен потом может всплыть и в совершенно других обстоятельствах (i.e. контекстах) в рамках одного и того же текста:
Также джентльменом (в оригинале – «господин») был назван и профессор Преображенский в уже другом известном произведении. Однако согласно переводу Гоголя, в тексте явно должно было появиться слово barin. Главное в данном случае найти такую опору, которую мы не сможем больше использовать ни в какой иной ситуации, чтобы не запутывать нашего читателя. В данном кейсе этой опорой служит простое master.
Посудите сами, его вряд ли будут использовать другие «ваши благородия» при обращении друг к другу – это слово будут использовать только низшие сословия по обращению к своим хозяевам. Плюс этот термин весьма и весьма понятен англоязычному читателю, так что убережет нас от бессмысленного составления целого списка сносок и примечаний.
Негласное правило: если есть хоть малейшая возможность избежать сноски, сделайте это!
Нагляднее всего это видно на примере обращения к женской половине населения:
В примерах выше мы видим, что человек подчиненный обращается к женщине как к хозяйке; человек из того же сословия использует простую вежливую форму обращения madam. В чисто мужской версии это был бы обыкновенный sir, вместо всех этих батюшек, благородий, превосходительств и т.д.
Подчеркиваем, masters и mistresses мы оставляем для низших сословий, вежливую форму обращения – для представителей того же сословия. Выберите по одному варианту для каждого из них и придерживайтесь его в течение всего текста, даже если в оригинале появляется масса синонимов и производных.
Еще один бич всех переводчиков!
Несмотря на то, что мы говорили про универсальность общей системы измерений, она работает не всегда, и вот почему. Во-первых, она не появилась сама по себе и не существовала с начала времен. До метров, например, существовали лиги, версты и аршины, а до килограммов – пуды, кули и восьмушки. Во-вторых, те же единицы СИ, про которые было сказано в начале, работают не везде. Например, они не действуют в США, где расстояние измеряют милями (а скорость, соответственно, милями в час).
В эту категорию ошибок, помимо мер длины, площади, скорости и веса, попадают также валюты, соразмерность величин при их сравнении в тексте, а также даты.
Главный совет, который можно дать авторам: если есть возможность – используйте общепринятые меры.
Если работа переводится в географическом пространстве, где приняты другие меры, стоит заранее адаптировать эти моменты в тексте. Так, в одном из переводов «Мастера и Маргариты» версты заменили на мили. А вот в англоязычном издании «Мертвых душ» их оставили без изменений. Хотя, будем честны, не каждый русскоязычный читатель знает, сколько метров в версте.
Еще одно правило – проверять переводы чисел. Переводчики – не математики, и эта процедура может оказаться для них сложной, особенно когда дело касается вышедших из оборота единиц. Рассмотрим на примере из «Собачьего сердца»:
Непонятные аршины (имеются в виду квадратные) стали понятными для англоязычного читателя квадратными футами. Переводчик следовал правильной стратегии, заботясь о читателе. Однако допустил ошибку числительного перевода. 16 квадратных аршинов – это ~8,09 квадратных метра. А 37 квадратных футов – это ~3,43 квадратных метра. Пожалели площади для Шарикова!
Иногда переводчики и вовсе опускают точные цифры, и такое упущение сравнений заслуживает отдельного порицания:
Оказалось ли это важно для восприятия текста? Вопрос! Но читатель так и не узнал, сколько же заломили с бедного человека нечистые на руку кузнецы. Однако в отношении нон-фикшн все гораздо проще: когда мы говорим о точности исследований, цифры важны.
Отдельная рекомендация касается дат. Как известно, каждая страна по-своему преподает историю и по-своему трактует – и называет! – те или иные события.
Когда в России скажут «кампания двенадцатого года» (взято из «Мертвых душ»), все поймут, что речь идет об Отечественной войне 1812 года (которая на английском, естественно, называется по-другому – «французское вторжение в Россию» / French invasion of Russia). Англоязычный читатель этого не поймет. Ему потребуется адаптация.
Странно, но в какую бы сторону ни переводили тексты переводчики, они то и дело спотыкаются о культуру и начинают переводить фразеологизмы, идиомы и устойчивые выражения буквально. Однако в их дословном выражении зачастую нет никакого смысла, а значение формируется лишь социокультурными надстройками.
Знаменитый пример – выступление Н.С. Хрущева с его «Покажем Кузькину мать!», которое, увы и ах, в свое время было переведено буквально. Нам на уроках в школе даже рассказывали, что зарубежные дипломаты потом интересовались у своих коллег по цеху, кем же была эта Kuzkin’s mother и чем она стала столь знаменитой в Советском Союзе.
Забавно, но на самом деле переводчики явно не читали Чехова, а точнее его переводов на английский язык. Шутка, конечно, но на деле для всех подобных выражений в английском языке также есть свои аналоги. И переводить это все необходимо было как: «Я преподам (кому-то) урок». Всего-навсего!
Иначе говоря, нам необходимо сконцентрироваться на смысле передаваемого сообщения, а не на том, с помощью каких слов автор высказывания осуществляет задуманное. Нам необходимо сконцентрироваться на самой ситуации, на посыле, а не штурмовать тот или иной фразеологизм, как говорится, прямо в лоб!
Например, какой смысл переводить наши «пареные репы» на английский язык «пословно»?
Иностранец прочитает это, и действительно почешет свою репу и подумает: «What the heck is it?» Хотя сама ситуация, само сравнение ему будет известно. Просто не в таких формулировках. За границей подобное выражение звучит как easy as a pie. Другой аналог – an (absolute) piece of cake. То есть, наш персонаж понимал душу человеческую именно в таком упрощенном виде. Можно, конечно же, найти и массу других вариантов перевода. Но в рамках данного доклада мы все их разбирать не будем – нам важно показать и описать сам прием, принцип перевода в тех или иных ситуациях.
Следующий пример:
В то время как можно было выразиться гораздо проще и написать: to go broke (досл. стать банкротом). Да, звучит неказисто, но все же. Перечитайте весь отрывок – go broke здесь подходит лучше этого дословного roaming about the world. Воистину, иногда не то что переводы, даже тексты, написанные на английском нашими авторами, можно понять только, если сам знаешь русский язык!
Реплика уже не раз упомянутого нами Плюшкина также прошла через горнила дословного перевода:
Хотя в данном случае наши англоязычные товарищи поступают куда прагматичнее. В подобных ситуациях они говорят, что вашими соболезнованиями, соплями и слезами [вставьте нужное слово] по счетам не расплатишься – smth. does not pay one's bills. По ходу здесь нужно было использовать именно это выражение.
Еще одно – на засыпку:
Вне контекста, – а сам переводчик также может на мгновение о нем позабыть, – действительно покажется, что речь идет о каких-то отчаянных мерах, чтобы найти какое-то решение. По меньшей мере, мы решили поэкспериментировать и спросить у чата GPT, что он думает по данному поводу. В одном случае из десяти он и правда может подсказать решение, так почему бы не попытать счастье и теперь?
В итоге он привел десятки различных вариантов, среди которых пословица «Desperate times call for desperate measures» казалась и правда самой подходящей. Однако затем мы обратились к тексту оригинала. Позволим себе снова процитировать весь отрывок целиком:
…Чичиков опять хотел заметить, что и Пробки нет на свете; но Собакевича, как видно, пронесло: полились такие потоки речей, что только нужно было слушать:
— Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокоплёхин! да этот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! Это не то, что вам продаст какой-нибудь Плюшкин.
— Но позвольте, — сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, — зачем вы исчисляете все их качества, ведь в них толку теперь нет никакого, ведь это всё народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.
— Да, конечно, мертвые, — сказал Собакевич, как бы одумавшись и припомнив, что они в самом деле были уже мертвые, а потом прибавил: — Впрочем, и то сказать: что из этих людей, которые числятся теперь живущими? Что это за люди? мухи, а не люди. (Н. Гоголь, «Мертвые души»)
Иными словами, Собакевич нахваливал таланты своих почивших в бозе крестьян. На что Чичиков попытался его образумить: все эти люди мертвы, они больше ни на что не годятся, кроме как заборы собою подпирать. Жестко. Но какие времена, такие и нравы. Не нам судить. Однако нам теперь это все переводить.
Мы уже писали о своеобразной переводческой воронке, в которую мы сбрасываем всевозможные материалы, которые так или иначе могут если не точно указать, то хотя бы приблизить нас к верному решению. Ровно таким же образом мы можем поступить и в данном случае. Например, мы можем попробовать перефразировать указанную Гоголем пословицу. Мы это, кстати говоря, уже сделали: «Мертвым телом хоть забор подпирай» = Мертвый человек больше ни на что не годен.
Смотрим, есть ли у наших англоязычных коллег выражение, похожее на наш новый вариант старой поговорки? Самое близкое по значению звучит как: «A waste of space». Другими словами, нам необходимо было написать, что человек только «зря занимает место», что в иностранной культуре значит, что он is useless or unproductive; that he contributes nothing of value to a situation or environment. Просто в нашем случае этот человек будет еще и мертвым: «Dead man is a waste of space, says the proverb». Или просто: «As they say, dead man is a waste of space».
Это что касается приема «Заменить».
Примеров с добавлением фраз или выражений при переводе на английский язык мы не нашли. Ввиду понятных причин: переводчики плохо секут в культуру, а носители языка не часто заморачиваются переводом нашей классики на иностранные языки. А вот примеров упущений, переводческих избавлений от всего «лишнего» у нас хоть отбавляй. Поскольку, из того же Гоголя таким образом выбрасывались целые страницы текста, процитируем лишь один из более или менее коротких примеров:
Здесь речь идет о частичном переводе некоторых фраз, реплик или выражений на иностранные языки. В данном отношении примечателен пример Олега Ермакова, который в 2018 году опубликовал роман «Радуга и вереск». Книга была многими определена «как минимум в число знаменитых явлений современной русской литературы». Далее престижные премии, приз читательских симпатий, хвалебные отзывы критиков и многое другое.
Помимо всего этого, критики отмечали «тактичное многоязычие книги». И правда, это, прежде всего, роман исторический, и автор постарался передать особый колорит Смоленска XVII века. И у него это хорошо получилось сделать… если выбросить за борт попытки автора передать языковую полифонию, царившую в те времена на указанном клочке землицы родной, разными инородными вставками в текст.
В свою книгу он поместил множество реплик на польском, немецком, литовском, украинском и белорусском языках, которые, конечно же, переводились потом на русский в сносках внизу страницы. И все бы ничего, только откуда автор узнал, как именно, на каком языке и наречии общались тогда все эти люди? Или он все же использовал современные, литературные версии каждого из использованных языков?
В интервью с автором Михаил Визель уточнил, консультировался ли автор с носителями различных языков. Ермаков ответил уклончиво, мол, да, консультировался. Только консультация эта заключалась в уточнении у авторов различных исторических записок, на каких именно языках тогда говорили люди в Смоленске. А далее… Далее Ермаков был краток: «Ну вот, дальше, как говорится, дело техники». И все мы, конечно же, понимаем, какой именно техники.
Олег Кудрин, автор заметки «О романе Олега Ермакова, написанном с помощью Google-переводчика, о гугловско-“бандитском шике” автора» сам проконсультировался с носителями немецкого, польского и литовского языков по поводу соответствующих текстов в книге Ермакова. И они поведали, что все эти реплики нельзя причислить к лику нормальных литературных языков. Это был просто стандартный набор гугловского сыр-бора, которым мы наелись еще на разных Али-Экспрессах и иже с ними.
Странно, это была заявка на серьезный роман, это было солидное издательство. Были премии, были хвалебные отзывы и тут такое! И главное зачем?
Мы нашли в библиотеке это увесистый фолиант, чтобы оценить масштабы катастрофы и на глаз подсчитали, сколько всего текста необходимо было перевести автору с русского языка на все вышеуказанные. Вышло, что автор мог бы потратить две, максимум три тысячи рублей, чтобы получить нормальный перевод носителей языка хотя бы на современные, литературные языки.
Хотя, если он настолько уж не хотел потратиться на свой «фундаментальный» труд, он вполне мог бы отыскать и вполне бесплатные источники исторической мудрости. Например, существует масса сервисов и форумов, на которых люди могли бы помочь перевести все эти короткие реплики на свои языки абсолютно бесплатно!
Помнится, на форум бейсболистов заходили даже переводчики с японского, просто чтобы уточнить предлоги: «А как правильно: стоять В базе или НА базе?» И все участники всегда охотно помогали таким залетным товарищам.
Но и в этом вовсе не было никакой необходимости!
Все помнят, к примеру, разговор Иешуа Га Ноцри и Понтий Пилата в знаменитом романе Булгакова. Не каждый только вспомнит, что оба героя при этом общались на трех языках: на арамейском, греческом и латыни. Однако сам автор ни один из этих языков в своем тексте не использовал. Он просто вставлял реплику на русском и далее писал: «сказал он на греческом…», «сказал он на латыни» и т.д. И ничего, небо на землю не упало! Да и весь историзм никуда при этом не исчез! Хотя сам Булгаков был медиком, так что мог бы что-нибудь эдакое написать хотя бы на латыни.
Ермаков также прекрасно передавал речь своих героев, заметно исказив русскую речь и вставив в нее массу устаревших слов, фраз и целых высказываний. У него действительно получились живые диалоги, в которые как читатель просто начинаешь верить. Почему и зачем он решил податься в иностранные языки, понять сложно. Он мог бы просто пойти путем Булгакова и заметно упростить жизнь и себе, и своим читателям [См. негласное правило выше: Если есть хоть какая-то возможность избежать распыления внимания читателя на различные сноски и примечания, просто уберите их!]
В общем, не создавайте себе проблемы на пустом месте. Всегда, в любой ситуации можно поступить гораздо проще. А там и читатели к вам потянутся…